Читатели газеты часто задают вопрос о том, что такое экуменизм: в чем его сущность и как экуменическое движение соотносится с учением Православной Церкви. Иногда приходится даже слышать упреки в адрес священноначалия в том, что, общаясь с представителями иных религиозных конфессий, они нарушают церковные каноны. Чаще всего эти упреки необоснованны и опираются на эмоции, а не на здравый смысл. И все же следует разобраться и в самом термине «экуменизм», и в том, какие формы межконфессионального общения могут быть полезными и плодотворными, а какие в самом деле несут в себе угрозу для нашей веры.
Редакция обратилась к доценту Минской духовной академии и семинарии, члену Библейской комиссии Белорусского Экзархата, священнику Свято-Духова Кафедрального собора г. Минска кандидату богословия протоиерею Сергию Гордуну с просьбой ответить на эти вопросы.
— Отец Сергий, поясните, пожалуйста, что означает понятие «экуменизм»?
— Очень правильный вопрос, потому что, прежде чем говорить об экуменизме, нужно быть уверенными, что мы действительно знаем, что это такое. Так вот, экуменизм — это стремление достичь единения всех христиан в лоне единой Церкви Христовой и предпринимаемые с этой целью действия представителей различных христианских вероисповеданий. Думаю, что каждый православный человек согласится с тем, что эта цель, — единение всех христиан в лоне единой Церкви Христовой, — действительно святая и богоугодная. Ведь об этом молился Сам Господь накануне Своих крестных страданий: «Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. ХVII, 21.). Если о единстве всех, верующих в Него, молился Сам Спаситель, то как же нам не желать этого единства и не стремиться к нему?
— Некоторые прихожане открыто выступают против экуменического движения, полагая, что оно несет в себе определенную опасность для Православной Церкви. Так ли это на самом деле?
— Думаю, что нет, если это будет честный, открытый богословский диалог с целью найти истину. При этом очень важно, чтобы это желание было искренним и двусторонним. Мне кажется, скорее отсутствие такого диалога таит в себе угрозу для Православной Церкви. У нас в Беларуси такого экуменического диалога сейчас нет. Но есть другое явление: и католики, и сектанты стараются разными способами просто переманивать к себе православных. Вот несколько примеров из моего личного пастырского опыта. Когда я служил еще в Слониме, однажды прямо на улице окликает меня одна почтенная дама, врач, дочь священника, и спрашивает: «А можно ли после смерти перевести человека из одной веры в другую?» Я даже растерялся от такого абсурдного вопроса и ответил ей вопросом на вопрос: «А как Вы думаете, Вашего покойного отца, который был православным священником, можно на том свете сделать ксендзом или раввином?..» Женщина смутилась и объяснила мне, в чем дело. У ее соседки муж совершил самоубийство. В православном храме его отказались отпевать, как и следовало поступить. Кто-то посоветовал обратиться в костел. Там ксендз сказал, что переведет покойного мужа в католичество и будет молиться за него, если жена и дети станут католиками. Другой пример. Как-то вечером приходят ко мне люди и просят завтра совершить отпевание их матери. Узнав, что она католичка, я говорю им, что они не туда попали и пытаюсь объяснить, как найти ксендза. А они мне заявляют, что уже были утром у ксендза, но ксендз поставил непременное условие: он только в том случае согласен завтра совершить отпевание покойной, если сегодня все четверо детей, которые крещены в Православии (потому, что отец их — православный) перейдут в католичество и повенчаются со своими супругами. Когда они сказали ксендзу, что повенчаны в православном храме, потому что они и их супруги православные, ксендз отказался дальше с ними разговаривать.
Или вот такой пример. Одна совсем молодая женщина, здесь, в Минском кафедральном соборе, со слезами на глазах рассказывала мне, как она совсем недавно вышла замуж за католика и согласилась повенчаться с ним в костеле. Когда договаривались о венчании, ксендз очень настойчиво уговаривал ее перейти в католичество, но она категорически отказалась. В конце концов, ксендз пообещал совершить венчание без присоединения невесты к католичеству. И вот настал день венчания. Молодые и их гости приезжают в костел на венчание. Все нарядные, красивые, радостные, невеста в белом платье… В общем, все, как положено. Но перед самой церемонией венчания ксендз приглашает молодых на минутку зайти в его кабинет и там просит невесту подписать заранее подготовленную бумагу: я, такая-то, добровольно присоединяюсь к католической церкви и обещаю, что мои дети будут крещены в католичестве. Девушка с удивлением смотрит на эту бумагу, и недоумевает: «Ведь Вы же обещали совершить венчание без присоединения меня к католичеству! Я ни за что не подпишу этой бумаги». Ксендз в гневе выгоняет молодых из костела. Вот такие истории. И можно бесконечно приводить примеры того, как наших православных подростков и молодежь приглашают ходить в костел, и говорят им, что нет никакой разницы между Православием и католичеством. Разве только что в костеле есть скамейки, играет орган, богослужения короче, нет продолжительных постов, и причащаться можно спустя час после завтрака или обеда, а не натощак, как в Православной Церкви. А вот о том, что в католичестве есть такие существенные отличия от Православия, как учение о чистилище, индульгенции, догмат о непогрешимости папы римского, принятый в 1870 году и тому подобное, об этом — ни слова.
Так вот, мне кажется, лучше бы у нас был честный богословский диалог, где бы мы откровенно обсуждали те различия, которые у нас существуют и с католиками, и с протестантами, чем вот такая партизанская война исподтишка против Православной Церкви. Наша беда в том, что большинство православных мало читают Священное Писание, плохо знают учение Православной Церкви и не могут разобраться в тех различиях, которые имеются между Православием, католичеством и протестантизмом. Мы должны об этом говорить и писать.
— Не являются ли эти факты единичными? Возможно, и Ватикан осуждает деятельность подобного рода?
— Я уверен, что это не единичные случаи, а характерные примеры. И подобных примеров могут привести немало читатели газеты: и священники, и миряне. Я думаю, подобные методы вполне в традициях католицизма. Вспомним нашу белорусскую историю XVI-XVIII веков: тысячи православных храмов и монастырей, захваченных католиками и униатами. Нынешний епископ Львовский и Галицкий Августин, выступая на богословской конференции, сказал: «История унии — это история лжи и насилия». А Ватикан и сегодня не стесняется называть святым Иосафата Кунцевича, его останки с 1963 года и по сей день находятся в главном католическом храме — в соборе св. Петра в Риме.
Вспомним положение Православной Церкви в Польше перед второй мировой войной. За первые 10 лет существования Польского государства католики забрали у православных около 500 храмов, в одном только 1938 г. православные Подляшья и Холмщины потеряли около 150 храмов. Польский журналист собрал свидетельства очевидцев этого и опубликовал в книге «Як разбуралі цэрквы», вышедшей в Минске в 1999 г.
Еще пример: всего за четыре года, с 1941 по 1945 год, в Хорватии католики уничтожили 700000 православных сербов. Это был настоящий геноцид: людей уничтожали только за то, что они православные. Подобно тому, как евреи должны были носить на одежде шестиконечную звезду, сербы должны были иметь на одежде букву «П» — «Православный». Католический архиепископ Степинац поощрял этот террор. Ватикан делал вид, что ничего не происходит. В свое время об этом писал «Журнал Московской Патриархии» (№2 за 1949г.), автор статьи «Великое преступление» — профессор С. Троицкий.
А вот и совсем недавние события на Украине: насильственный захват униатами более тысячи православных храмов в 90 годы ХХ в. В этой трагической истории, являющейся еще свежей раной на теле нашей Церкви, я хочу обратить внимание на одну деталь. В конце 80-х годов многие предчувствовали волну насилия на Западной Украине со стороны униатов, и думали, как ее предотвратить. В журнале «Огонек» летом 1989 г. было опубликовано интервью с униатским епископом Владимиром Стернюком. Корреспондент спрашивает, возможен ли насильственный захват православных храмов униатами. В ответ архиепископ заявляет, что насилие глубоко чуждо Церкви и противоречит Евангелию, поэтому насильственного захвата храмов не будет. Даже если бы, вопреки здравому смыслу, такой случай произошел, то ни один униатский епископ не стал бы освящать этот храм и назначать туда священника. Это было публично заявлен! И что же? В течение последующих десяти лет более тысячи храмов захвачено греко-католиками, туда были назначены униатские священники. Оказавшись обманутой, Московская Патриархия не раз обращалась в Ватикан к Папе Римскому с просьбой: выступить с официальным заявлением, осуждающим насильственный захват православных храмов. Папа мог бы остановить насилие и кровопролитие, чинимые его духовными чадами, ведь официальное слово Римского Папы для католика — непререкаемый закон. Но заявления такого не последовало, и это свидетельствует о том, что инквизиция и крестовые походы не канули в Лету, произошла лишь их метаморфоза. Духовное преемство налицо.
— А как складываются у нас отношения с протестантскими конфессиями?
— Традиционного протестантизма в Беларуси практически нет. Те несколько общин лютеран, которые существуют, появились относительно недавно, после перестройки. У них нет ни собственной традиции, ни серьезного богословия. Кого у нас действительно много — это пятидесятники и баптисты. Первые баптисты в Беларуси появились еще до революции, но как заметное явление в обществе они распространились во второй половине ХХ в., в советское время. А в послеперстроечное время стали весьма многочисленными. Вот с ними-то нам и нужен серьезный богословский диалог. Во-первых, потому, что многие из них раньше считали себя православнымиили, во всяком случае, знают, что их родители и предки были православными. Во-вторых, потому, что живя в исторически православной стране, они совершенно не знают и не понимают Православия. Это парадоксально, но факт. В-третьих, потому, что большинство из них искренне любит Священное Писание и старается изучать его. Но они знают только протестантскую интерпретацию Библии, а ведь важно знать, как толковалось Писание в ранней Церкви — во II, III, IV веках. Важно духовное преемство в интерпретации Библии. Нам, православным, нужно бы делиться этим с протестантами.
— По каким вопросам межконфессиональное общение оправдано или необходимо?
— По самым разным. И по богословским, вероучительным. И по вопросу смешанных браков. И по социальным вопросам. Например, представители разных конфессий могли бы вместе выступить по проблеме абортов. Это ведь чрезвычайно важная проблема, ибо речь идет о защите жизни человека.
— Иногда в церковной и околоцерковной среде звучат обвинения в адрес церковных организаций, принимающих участие в межконфессиональных диалогах и международных акциях. Правомерно ли это?
— Обвинения бывают самые разные, и мне кажется, большей частью несправедливые. У нас, к сожалению, есть такие люди, которые считают любые встречи и контакты православных с неправославными непозволительными. Но эти контакты неизбежны. Надо же нам, православным, свидетельствовать о вере древней неразделенной Церкви. Нам нужно всегда быть готовыми всякому, требующему у нас отчета о нашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением (1 Пет. III, 15). Вместе с тем бывают и справедливые упреки. Например, упреки в недопустимости так называемых экуменических молитв я поддерживаю, так как совместные молитвы православных с еретиками строго запрещаются церковными канонами. Но одно дело — совместная молитва, и совсем другое дело — простое присутствие неправославных в качестве наблюдателей, а не участников на нашем богослужении. Вспомним «Повесть временных лет», как святой князь Владимир выбирал веру. Он посылал своих представителей в разные страны, к разным народам, чтобы они увидели своими глазами, как люди молятся Богу. Что бы было, если бы их просто не пустили в Константинопольский храм Святой Софии? К сожалению, наши строгие ревнители благочестия как-то даже не вспоминают об этом.
— Каковы перспективы диалога между Церквями? Каким он должен быть?
— Мне кажется, перспективы нужно видеть в том, чтобы лучше знать друг друга, знать причины и обстоятельства появления той или иной конфессии, а также различия в вероучении. Наш долг при этом — свидетельствовать неправославным о «вере, однажды преданной святым» (Иуд. 3). Мы не должны ничего замалчивать и скрывать. Диалог должен быть серьезным, искренним и откровенным.
Подготовила Алла Юськович
