У моей знакомой молодой женщины случилось несчастье. Ребенок 10 лет заболел минигитом. И так заболел, что за пол дня врачи не сумели ничего сделать и Господь призвал его. Мне опыта моего просто не хватает, чтобы не только уместить в своей голове это событие, но еще и утешить чем-то ее. Подскажите как это может быть? Ведь если не понячть и не осознать этого, то это может только ожесточить человека и оттолкнуть от Бога.

Знаете почему именно Авраам стал праведником пред Богом?
Потому что он готов был на любые действия – даже на временную смерть своего сына – только бы не потерять общение со своим Творцом.
Потому что он твердо знал то, что в любом случае Господь не погубит никого – из верных Ему людей
Авраам полностью доверял Богу.

Противоположность этому – гордость и неверие – они могут привести к тому, что даже за оплеуху (простите за такое высказывание) – человек может ожесточиться и уйти от Бога.

Только смирение и настоящая вера – есть верный путь к Богу.

Ситуация с гибелью детей очень сложная, и всегда очень тяжелая (по маловерию нашему)

Но я вам точно могу сказать, с полной уверенностью следующее –
- Все - без исключения - что делает наш Бог – все Он делает только во благо нам!

И еще знайте – смерти нет!
Ребенок жив, только он перешел в иную реальность

_________________
Слава Христу!

Когда очень тяжело... и очень страшно... Когда не хочется разлучаться...
Может, кому-то тоже помогут вот эти отрывки из трудов митрополита Антония Сурожского.

Ценность времени
Подумайте, каков был бы каждый момент нашей жизни, если бы мы знали, что он может стать последним, что этот момент нам дан, чтобы достичь какого-то совершенства, что слова, которые мы произносим, — последние наши слова, и поэтому должны выражать всю красоту, всю мудрость, все знание, но также и в первую очередь — всю любовь, которой мы научились в течение своей жизни, коротка ли она была или длинна. Как бы мы поступали в наших взаимных отношениях, если бы настоящий миг был единственным в нашем распоряжении и если бы этот миг должен был выразить, воплотить всю нашу любовь и заботу? Мы жили бы с напряженностью и с глубиной, иначе нам недоступными. И мы редко сознаем, что такое настоящий миг. Мы переходим из прошлого в будущее и не переживаем реально и в полноте настоящий момент.

Достоевский в дневнике рассказывает о том, что случилось с ним, когда, приговоренный к смерти, он стоял перед казнью, — как он стоял и смотрел вокруг себя. Как великолепен был свет, и как чудесен воздух, которым он дышал, и как прекрасен мир вокруг, как драгоценен каждый миг, пока он был еще жив, хотя на грани смерти. «О, — сказал он в тот миг, — если бы мне даровали жизнь, ни одно мгновение ее я не потерял бы…»27 Жизнь была дарована — и сколько ее было растеряно!

Если бы мы сознавали это, как бы мы относились друг ко другу, да и к себе самим? Если бы я знал, если бы вы знали, что человек, с которым вы разговариваете, может вот-вот умереть и что звук вашего голоса, содержание ваших слов, ваши движения, ваше отношение к нему, ваши намерения станут последним, что он воспримет и унесет в вечность, — как внимательно, как заботливо, с какой любовью мы бы поступали! Опыт показывает, что перед лицом смерти стирается всякая обида, горечь, взаимное отвержение. Смерть слишком велика рядом с тем, что должно бы быть ничтожно даже в масштабе временной жизни.

Таким образом, смерть, мысль о ней, память о ней — как бы единственное, что придает жизни высший смысл. Жить в уровень требований смерти означает жить так, чтобы смерть могла прийти в любой момент и встретить нас на гребне волны, а не на ее спаде, так, чтобы наши последние слова не были пустыми и наше последнее движение не было легкомысленным жестом. Те из нас, кому случилось жить какое-то время с умирающим человеком, с человеком, который осознавал, как и мы, приближение смерти, вероятно, поняли, что присутствие смерти может означать для взаимных отношений. Оно означает, что каждое слово должно содержать все благоговение, всю красоту, всю гармонию и любовь, которые как бы спали в этих отношениях. Оно означает, что нет ничего слишком мелкого, потому что все, как бы ни было оно мало, может быть выражением любви или ее отрицанием.

Продолжение...
Личные воспоминания: смерть матери
Моя мать три года умирала от рака. Ее оперировали — и неуспешно. Доктор сообщил мне это и добавил: “Но, конечно, вы ничего не скажете своей матери”. Я ответил: “Конечно, скажу”. И сказал. Помню, я пришел к ней и сказал, что доктор звонил и сообщил, что операция не удалась. Мы помолчали, а потом моя мать сказала: “Значит, я умру”. И я ответил: “Да”. И затем мы остались вместе в полном молчании, общаясь без слов. Мне кажется, мы ничего не “обдумывали”. Мы стояли перед лицом чего-то, что вошло в жизнь и все в ней перевернуло. Это не был призрак, это не было зло, ужас. Это было нечто окончательное, что нам предстояло встретить, еще не зная, чем оно скажется. Мы оставались вместе и молча так долго, как того требовали наши чувства. А затем жизнь пошла дальше.

Но в результате случились две вещи. Одна — то, что ни в какой момент моя мать или я сам не были замурованы в ложь, не должны были играть, не остались без помощи. Никогда мне не требовалось входить в комнату матери с улыбкой, в которой была бы ложь, или с неправдивыми словами. Ни в какой момент нам не пришлось притворяться, будто жизнь побеждает, будто смерть, болезнь отступает, будто положение лучше, чем оно есть на самом деле, когда оба мы знаем, что это неправда. Ни в какой момент мы не были лишены взаимной поддержки. Были моменты, когда моя мать чувствовала, что нуждается в помощи; тогда она звала, я приходил, и мы разговаривали о ее смерти, о моем одиночестве. Она глубоко любила жизнь. За несколько дней до смерти она сказала, что готова была бы страдать еще 150 лет, лишь бы жить. Она любила красоту наступавшей весны; она дорожила нашими отношениями. Она тосковала о нашей разлуке: Oh, for the touch of a vanished hand and the sound of a voice that is still... ("Коснуться бы руки, которой не стало, услышать бы звучание голоса..." (Теннисон). Порой, в другие моменты мне была невыносима боль разлуки, тогда я приходил, и мы разговаривали об этом, и мать поддерживала меня и утешала о своей смерти. Наши отношения были глубоки и истинны, в них не было лжи, и поэтому они могли вместить всю правду до глубины.(...)

Слишком поздно?
Это очень важно, потому что накладывает отпечаток на наше отношение к смерти вообще. Смерть может стать вызовом, позволяющим нам вырастать в полную нашу меру, в постоянном стремлении быть всем тем, чем мы можем быть, — без всякой надежды стать лучшими позднее, если мы не стараемся сегодня поступить как должно. Достоевский, рассуждая в «Братьях Карамазовых» об аде, говорит, что ад можно выразить двумя словами: «Слишком поздно!»29. Только память о смерти может позволить нам жить так, чтобы никогда не сталкиваться с этим страшным словом, ужасающей очевидностью: слишком поздно. Поздно произнести слова, которые можно было сказать, поздно сделать движение, которое могло бы выразить наши отношения. Это не означает, что нельзя вообще больше ничего сделать, но сделано оно будет уже иначе, дорогой ценой, ценой большей душевной муки.

Я хотел бы проиллюстрировать свои слова, пояснить их примером. Некоторое время назад пришел ко мне человек восьмидесяти с лишним лет. Он искал совета, потому что не мог больше выносить ту муку, в какой жил лет шестьдесят. Во время гражданской войны в России он убил любимую девушку. Они горячо любили друг друга и собирались пожениться, но во время перестрелки она внезапно высунулась, и он нечаянно застрелил ее. И шестьдесят лет он не мог найти покоя. Он не только оборвал жизнь, которая была бесконечно ему дорога, он оборвал жизнь, которая расцветала и была бесконечно дорога для любимой им девушки. Он сказал мне, что молился, просил прощения у Господа, ходил на исповедь, каялся, получал разрешительную молитву и причащался — делал все, что подсказывало воображение ему и тем, к кому он обращался, но так и не обрел покоя. Охваченный горячим состраданием и сочувствием, я сказал ему: «Вы обращались ко Христу, Которого вы не убивали, к священникам, которым вы не нанесли вреда. Почему вы никогда не подумали обратиться к девушке, которую вы убили?» Он изумился. Разве не Бог дает прощение? Ведь только Он один и может прощать грехи людей на земле… Разумеется, это так. Но я сказал ему, что если девушка, которую он убил, простит его, если она заступится за него, то даже Бог не может пройти мимо ее прощения. Я предложил ему сесть после вечерних молитв и рассказать этой девушке о шестидесяти годах душевных страданий, об опустошенном сердце, о пережитой им муке, попросить ее прощения, а затем попросить также заступиться за него и испросить у Господа покоя его сердцу, если она простила. Он так сделал, и покой пришел… То, что не было совершено на земле, может быть исполнено. То, что не было завершено на земле, может быть исцелено позднее, но ценой, возможно, многолетнего страдания и угрызений совести, слез и томления.

Продолжение...
Смерть отца
И еще последний образ: смерть моего отца. Он был тихий человек, мало говорил; мы редко общались. На Пасху ему стало нехорошо, он прилег. Я сидел рядом с ним, и впервые в жизни мы говорили с полной открытостью. Не слова наши были значительны, а была открытость ума и сердца. Двери открылись. Молчание было полно той же открытости и глубины, что и слова. А затем настала пора мне уйти. Я попрощался со всеми, кто был в комнате, кроме отца, потому что чувствовал, что, встретившись так, как мы встретились, мы больше не можем разлучиться. Мы не простились. Не было сказано даже “до свидания”, “увидимся”; мы встретились — и это была встреча навсегда. Он умер в ту же ночь. Мне сообщили, что отец умер; я вернулся из госпиталя, где работал; помню, я вошел в его комнату и закрыл за собой дверь. И я ощутил такое качество и глубину молчания, которое вовсе не было просто отсутствием шума, отсутствием звука. Это было сущностное молчание, — молчание, которое французский писатель Жорж Бернанос описал в одном романе как “молчание, которое само — присутствие”. И я услышал собственные слова: “А говорят, что есть смерть... Какая ложь!”



Одна из трагедий жизни, которая приносит большие душевные страдания и муки — видеть, как любимый человек страдает, теряет физические и умственные способности, теряет как будто то, что было самое ценное: ясный ум, живую реакцию, отзывчивость на жизнь и т. п. Так часто мы стараемся отстранить это, обойти. Мы закрываем глаза, чтобы не видеть, потому что нам страшно видеть и предвидеть. И в результате смерть приходит и оказывается внезапной, в ней — не только испуг внезапности, о чем я упоминал ранее, но и дополнительный ужас того, что она поражает нас в самую сердцевину нашей уязвимости, потому что боль, страх, ужас росли, нарастали внутри нас, а мы отказывались дать им выход, отказывались сами внутренне созреть. И удар бывает более болезненный, более разрушительный, чем при внезапной смерти, потому что кроме ужаса, кроме горечи потери, с ним приходит все самоукорение, самоосуждение за то, что мы не сделали всего, что можно было сделать, — не сделали из-за того, что это заставило бы нас стать правдивыми, стать честными, не скрывать от самих себя и от стареющего или умирающего человека, что смерть постепенно приоткрывает дверь, что эта дверь однажды широко раскроется, и любимый должен будет войти в нее, даже не оглянувшись.

Каждый раз, когда перед нами встает медленно надвигающаяся утрата близкого человека, очень важно с самого начала смотреть ей в лицо, — и делать это совершенно спокойно, как мы смотрим в лицо человеку, пока он жив и среди нас. Ведь мысли о грядущей смерти противостоит реальность живого присутствия. Мы всегда можем полагаться на это несомненное присутствие и вместе с тем все яснее видеть все стороны идущей на нас потери. Вот это равновесие между убедительностью реальности и хрупкостью мысли и позволяет нам готовить самих себя к смерти людей, которые нам дороги.(...)



Собственная осиротелость

Я уже упоминал, что одна из проблем, сразу встающих перед тем, кто потерял близкого человека, — это чувство, ощущение одиночества, оставленности тем порой единственным человеком, кто имел для нас значение, кто заполнял все пространство, все время, все сердце. Но даже если сердце не было заполнено целиком, усопший оставляет после себя громадную пустоту. Пока человек болеет, мы погружены в мысли и заботы о нем. Мы действуем собранно и целенаправленно. Когда человек умер, очень часто оставшимся кажется, что их деятельность потеряла смысл, во всяком случае, не имеет непосредственной цели, центра, направленности; жизнь, которая, хотя была тяжела и мучительна, текла потоком, становится трясиной. Одиночество означает также, что не с кем поговорить, некого выслушать, не к кому проявить внимание, что никто не ответит, не отзовется, и нам некому ответить и отозваться; а это означает также очень часто, что только благодаря ушедшему мы имели в собственных глазах некую ценность: для него мы действительно что-то значили, он служил утверждением нашего бытия и нашей значимости.

Габриель Марсель говорит: Сказать кому-нибудь: “Я тебя люблю” — то же самое что сказать: “Ты никогда не умрешь...” Это можно сказать и в случае смертной разлуки. Нас оставил человек — и некому больше утверждать нашу высшую ценность, наше предельное значение. Нет того человека, который мог бы сказать: “Я люблю тебя”, и следовательно, у нас нет признания, утверждения в вечности... Этому тоже надо уметь посмотреть в лицо. Такое нельзя, невозможно отстранить, от этого не уйдешь. Образовалась пустота, и эту пустоту никогда не следует пытаться заполнить искусственно чем-то мелким, незначительным. Мы должны быть готовы встретить горе, тоску, смотреть в лицо всему, что происходит внутри нас самих, и тому, что навязывает нам ложно понятое доброжелательство окружающих, которые бередят наше горе и страдание, настоятельно напоминая о нем. Мы должны быть готовы признать, что любовь может выражаться и через страдание, и что если мы утверждаем, что действительно любим того, кто ушел из этой жизни, мы должны быть готовы любить человека из глубины горя и страдания, как мы любили ёего в радости, утверждая его этой радостью общей жизни. Это требует мужества, и я думаю, об этом надо говорить снова и снова сегодня, когда многие, чтобы избежать страдания, обращаются к транквилизаторам, к алкоголю, ко всякого рода развлечениям — лишь бы забыться. Потому что то, что происходит в душе человека, может быть заслонено, но не прерывается, и если оно не будет разрешено, человек измельчает, он не вырастет.(...)

В смерти есть и другая сторона: как ни тесны ее врата, это единственные врата, позволяющие нам избежать порочного круга бесконечности в отделенности от Бога, от полноты, позволяющие вырваться из тварной бесконечности, в которой нет пространства, чтобы снова стать причастниками Божественной жизни, в конечном итоге — причастниками Божественной природы (2 Пет 1:4). Потому апостол Павел мог сказать: жизнь для меня — Христос, и смерть — приобретение (Флп 1:21), потому что, живя в теле, я отделен от Христа (2 Кор 5:6)… Потому что в другом месте он говорит, что для него умереть не означает совлечься себя, сбросить с плеч временную жизнь, для него умереть означает облечься в вечность (2 Кор 5:4). Смерть не конец, а начало. Эта дверь открывается и впускает нас в простор вечности, которая была бы навсегда закрыта для нас, если бы смерть не высвобождала нас из рабства земле.
http://www.practica.ru/Ma/13.htm
http://www.practica.ru/Ma/index.htm см. раздел "смерть"

Проста пабудззьце побач. Памаўчыце. памаліцеся. Вазьміце пэўную колькасць клопатаў на сябе.
Паспрабуйце на нешта пераключыць. калі ведаеце, дзе працуе, то папрасіце кіраўніка, каб даў пэўную працу, бо трэба пераключыцца, не заставацца з бядой самнасам (з асабістага вопыта).
Не давайце заставацца адной, бо могуць прыйсці дурныя думкі, перасякайце думкі аб самагубстве.
Трымайцеся.

Счастье матери - в благополучии ее ребенка. Думаем, что 10-летний отрок не совершил смертных грехов, и его душа находится в Райском саду!
Маме надо много духовно потрудиться для спасения собственной души, - и тогда она будет неразлучно со своим сыном в Царстве Небесном!

_________________
Благословение Господне на Вас, Того благодатию и человеколюбием, всегда, ныне и присно и во веки веков! Аминь.

Здравствуйте! Я бы хотела попросить совета или разъяснения.
26 марта у меня умер самый дорогой человек- моя мамочка. Сказать, что была в шоке это ничего не сказать. До похорон занималась организацией, заказала в церкви сорокоуст, купила крестик (свой мама потеряла), специальный набор с иконкой, крестиком и молитвой. В день похорон мамочку отпел священник. Сами похороны плохо помню, не могу точно сказать как мамочку похоронили. Спрашивала у папы, он сказал, что мужчины из похоронного агентства, которые занимаются погребением, похоронили маму головой к кресту. Никто им не возразил. Я не знаю как правильно. А сегодня тетя мне сказала, что хоронить нужно было так, чтобы крест был в ногах. Почему же она тогда на самих похоронах ничего не сказала?... Скажите, как было бы правильно и какие последствия для мамочки может иметь такое захоронение? Я теперь места себе не нахожу. Единственное что могу сказать- после смерти мамы я каждый день читаю молитву об усопшем родителе из молитвенника.
Объясните, пожалуйста. Заранее благодарна.

Последствия для Вашей мамочки имеет не обряд захоронения, а Ваша дальнейшая жизнь. Если Ваша жизнь будет проходить так, как учит Церковь, то последствия для Вашей мамочки, будут самые благоприятные. Запишитесь в сентябре, если есть у Вас такая возможность, в воскресную школу. Чаще бывайте в Церкви. И не смущайтесь обрядовой стороной.
С уважением. П.К.

_________________
Время нашей жизни бесценно: в это время мы решаем нашу вечную участь. (святитель Игнатий Брянчаннинов)

Действительно, вот например прп.Корнилия Крыпецкого похоронили головой на север, и это никак не помешало его святости. Нам же, если мы после потери наших близких во времени хотим приобрести их для вечности, нужно воцерковляться и молиться, молиться и еще глубже воцерковляться, чтобы наша молитва с помощью Матери-Церкви приобретала силу и дерзновение пред Господом за наших временно оставивших нас близких, чтобы в день всеобщего воскресения мертвых все мы с радостью друг друга обняли, и тако воспели: Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!

P.S. А то, что Вы сейчас "не находите себе места" - мне кажется это хороший знак, значит Вас Господь призывает на труды, а это милость Божия, ну и конечно, ответственность. Только все нужно стараться с самого начала делать правильно, делать поменьше ошибок, для чего всем нам новоначальным нужно советоваться и благословляться на труды у наших священнослужителей.

Дорогая Светлана!
В разных монастырях и регионах нашей Церкви существуют различные традиции: одни хоронят монахов и мирян лицом к Кресту (как при отпевании в храме), а другие Крест ставят в изголовье (по Иоанну Златоусту Крест должен украшать главу человека). На спасение души, я думаю, это не влияет.
Вы должны ежедневно молиться о упокоении всех Ваших родных, начиная хотя бы от прадедушек и бабушек.Самой необходимо регулярно исповедоваться и причащаться, чтобы Ваши молитвы были услышаны.

_________________
Благословение Господне на Вас, Того благодатию и человеколюбием, всегда, ныне и присно и во веки веков! Аминь.

Отец Владимир, пожалуйста напишите о вашем отношении к кремированию. Оказывается, в последнее время оно у нас стало очень часто применяться.