ГЛАВНАЯ
ФОТО
ВИДЕО
АУДИО
НОВОСТИ
ФОРУМЛествица. Как синайский подвижник рассказал о пути на небо
| 26 МАРТА 2017 (Воскресение) 12:02:26 Четвёртая неделя Великого поста посвящена памяти преподобного Иоанна Лествичника - автора знаменитого аскетического труда "Лествица".Фактов в житии преподобного Иоанна сообщается мало. Остаётся неясным даже время, когда жил преподобный, и откуда был он родом. По косвенным данным можно догадываться, что умер он в середине VІІ века. В ранней молодости приходит он на Синай, и проводит здесь всю жизнь. Впрочем, кажется, он бывал в Египте, в Ските и в Тавенниси. Много лет он подвизается на послушании у некоего старца. После его смерти удаляется в затвор и живёт отшельником в недалёкой, но уединённой пещере. Преподобный Иоанн был уже глубоким старцем, когда его избрали игуменом Синайской горы. Пробыл игуменом он недолго, и снова ушёл в затвор. Во время игуменства он и составил свою "Лествицу", — "книгу, именуемую Скрижали духовные", — "в назидание новых Израильтян, т.е. людей новоисшедших из мысленного Египта и из моря житейского". Это — систематическое описание нормального монашеского пути, по ступеням духовного совершенства. Основное здесь есть именно система, идея закономерной последовательности в подвиге, идея ступеней. "Лествица" написана простым, почти народным языком, — автор любит житейские сравнения, пословицы и оговорки. Писал он по личному опыту, но вместе с тем всегда опирается на традицию, на учение "богодухновенных отцов". "Лествица" была любимой книгой для чтения не только в монастырях. Об этом свидетельствует прежде всего многочисленность списков (нередко с миниатюрами). План "Лествицы" очень прост. Определяется он скорее логикой сердца, нежели логикой ума. Практические советы закрепляются психологическим анализом. Каждое требование должно быть объяснено; т.е. для подвизающегося должно быть ясно, почему предъявляется к нему то или иное требование, и почему развёртываются они именно в таком порядке и последовательности. Нужно, впрочем, помнить, что пишет преподобный Иоанн только для монахов, имеет в виду всегда монастырские условия и обстановку жизни... Первое требование монашества есть отречение от всего мирского. Возможно отречение только через свободу, "самовластие", — это и есть основное достоинство человека. Грех есть свободное отпадение или отдаление от Бога, и отпадение от жизни, — вольная смерть, своего рода самоубийство по своеволию. Подвиг есть вольное и волевое обращение к Богу, последование и подражание Христу. Иначе сказать, всегдашнее напряжение воли и обращённость к Богу. Вершина подвига в монашестве. "Монах есть всегдашнее понуждение естества и неослабное хранение чувств". Отречение от миpа должно быть полным и решительным, — "отвержение естества, для получения тех благ, которые выше естества". Это очень важное противопоставление: "естественное" расторгается ради сверх-естественного, а не заменяется противо-естественным. Задача подвига в сублимации естественной свободы, не в противоборстве её подлинным законам. Поэтому только верные мотивы и истинная цель оправдывают и отречение, и подвиг... Подвиг есть средство, а не цель. И завершается подвиг только тогда, когда приходит сам Иисус и отваливает от двери сердца камень ожесточения, иначе подвиг бесплоден и бесполезен. Впрочем, может оказаться благотворным и невольный подвиг, отречение по обстоятельствам и даже по нужде; ибо душа, может и вдруг проснуться... Отречение завершается духовным странничеством. Мир должен стать и казаться чужим. Внутренний подвиг начинается покаянием. Вернее сказать, покаяние или сокрушение о грехах своих есть самая стихия подвига. И с покаянием связана память смертная. Это есть духовное предвосхищение смерти и уже некая "повседневная смерть". Подлинная "память смертная" возможна только чрез полное беспристрастие и совершенное отсечение воли. В ней нет страха. И это дар Божий. Следующая ступень есть плач, и плач радостотворный. "Покаяние есть возобновление крещения", а плач больше крещения. "Источник слёз после крещения больше крещения", как бы то ни казалось парадоксально. Ибо плач есть непрестанное очищение от совершаемых грехов. Есть плач от страха, плач о милосердии; и есть плач от любви, он удостоверяет в том, что моление принято. "Мы не будем обвинены, братия, за то, что не творили чудес, что не богословствовали, что не достигли видения; но без сомнения должны будем дать Богу ответ за то, что не плакали непрестанно о грехах своих". Цель внутреннего подвига есть стяжание бесстрастия. И задача внутреннего устроения сводится к постоянному угашению страстей. Нужно останавливать и вовсе остановить в себе движение и возбуждение страстей. И прежде всего должна быть преодолена гневливость, "возмущение сердца", — нужно стяжать безгневие и кротость, мир и тишину. В понимании Лествичника гнев связан с самолюбием. Поэтому он и определяет безгневие, как "ненасытимое желание бесчестий", и кротость, как "недвижимое устроение души, пребывающей одинаково и в чести, и в бесчестии". Ещё выше совершенное непамятозлобие, в подражание незлобию Иисусову. И нужно воздерживаться от всякого осуждения. О согрешающих молись втайне, — "сей образ любви угоден Богу". Судить и осуждать не подобает кающимся. "Судить значит дерзостно присваивать себе сан Божий". Ведь человеку недоступно всезнание, без которого суждение всегда окажется поспешным. "Если даже собственными глазами увидишь, что кто согрешает, не осуждай. Ибо часто и глаза обманываются"... Много говорит Лествичник о преодолении плотских соблазнов и о стяжании чистоты. Источник чистоты в сердце, и она выше сил человека, но есть дар Божий, хотя и чрез подвиг... Сребролюбие погашается в нестяжании, в совершенном "отложении попечений о земном", — это есть некая беззаботность в жизни, беспечальность, по вере и упованию... Ещё опаснее соблазн гордости, — гордящийся соблазняется уже и без бесовского искушения, он сам для себя стал бесом и супостатом. Преодолевается гордость в смирении, и смирение не поддаётся словесному определению, это есть некая "неименуемая благодать души", постижимая только в собственном опыте. И научиться смирению можно только у самого Христа: "научитеся не от Ангела, не от человека, не от книги, но от Меня, т.е. от Моего в вас вселения, и осияния, и действия, — ибо Я кроток и смирен сердцем" (срв. Мф. 11:29)... В известном смысле смирение в подвизающихся есть некая слепота к собственным добродетелям, — "Божественный покров, который не даёт нам видеть наши исправления". В развитии страсти Лествичник различает следующие моменты. Прежде всего, прилог — некий образ или мысль, "набег мыслей". В этом нет ещё греха, ибо здесь ещё не участвует воля. Воля сказывается уже в сочетании — это есть некое "собеседование с явившимся образом". И в этой заинтересованности или внимании начало греха ("не совсем без греха"). Однако, важнее увлечение воли, сосложение, согласие души с представившимся помыслом, соединённое с услаждением. И далее — помысл (соблазнительная мысль или образ) укореняется в душе, — это ступень пленения, своего рода одержимость сердца. Наконец, создаётся порочный навык, — это и есть страсть в собственном смысле слова. Из этого видно, что корень страстей в попустительстве воли, во-первых; и во-вторых, соблазн приходит чрез мысль, под образом мысли или помысла. Аскетическая задача поэтому раздваивается. С одной стороны, требуется укрепление воли (через отсечение произвола и послушание), с другой — очищение мысли. Предел подвига в священном безмолвии, в безмолвии тела и души. "Безмолвие тела есть благочиние и благоустройство нравов и чувств телесных. Безмолвие души есть благочиние помыслов и неокрадываемая мысль". Иначе сказать — стройность жизни, внутренней, а потому и внешней... Безмолвие есть бдение души: "я сплю, а сердце мое бодрствует" (П. Песней. 5:2). И это внутреннее безмолвие важнее одного только внешнего. Важна эта строгая бдительность сердца. Истинное безмолвие есть "ум неволнующийся", и сила безмолвия в непрестанной молитве: "безмолвие есть непрерывная служба Богу и предстояние перед Ним". Иначе и непосильно безмолвие, ибо и молитва есть предстояние пред Богом, а затем и соединение с Ним; или, обратно, подлинное предстояние пред Богом и есть молитва. В известном смысле безмолвие и молитва совпадают. И то же духовное состояние можно определить и как бесстрастие. Ибо и бесстрастие есть именно ,устремление и самоотдание Богу. Впрочем, и самое тело чрез стяжание бесстрастия становится нетленным (точнее: нерастлеваемым), это есть стяжание ума Господня. В душе звучит неизречённый голос самого Бога, возвещающего волю свою, — и это уже "выше всякого человеческого учения". И потому разгорается жажда бессмертной красоты. "Кто постиг безмолвие, тот узнал глубину таинств"... Лествичник созерцает и чувствует напряжённый динамизм духовного мира. И в Ангельском мире есть устремление к Серафимской высоте. И в человеческом подвиге есть тяготение к высотам Ангельским, к "образу жизни умных сил". Бесстрастие есть предел и задача. Не все достигают этого предела, но и недостигающие могут спастись, ибо всего важнее устремление... Движущая сила подвига есть любовь. Но и полнота подвига есть стяжание любви. Характерно, что о высших ступенях или степенях преподобный Иоанн говорит меньше и становится здесь скуп на слова. Он пишет для начинающих и для средних. Преуспевающие уже не нуждаются в человеческом назидании и руководстве. Они имеют уже внутреннее удостоверение и очевидность. И кроме того на высших ступенях становится бессильным и недостаточным самое слово. Они едва описуемы, это уже земное небо, разверзающееся в душе, это есть обитание в ней самого Бога. Здесь вершина лествицы, которая скрывается в небесных высотах... По материалам книги прот. В. Флоровского "Византийские Отцы V-VIII веков" / sobor.by/ На фото: Лествица. Икона из синайского монастыря св. Екатерины, 2-я пол. XII века. (просмотров 4095) |
Новости разделов:
|
|||||
|
© www.sobor.by 2004-2016. |
|||||