ГЛАВНАЯ
ФОТО
ВИДЕО
АУДИО
НОВОСТИ
РАСПИСАНИЕСобранные материалы легли в основу написания книги «Старец Митрофан Жировичский»
| 15 ИЮНЯ 2022 (Среда) 11:45:34 В начале 1990-х годов на клиросе Свято-Успенского собора Жировичского мужского монастыря церковный хор производил аудиозапись. Дело не ладилось: посторонние шумы всё время останавливали процесс. Малейший шорох — стоп; кашлянёт кто-нибудь — стоп; ворона каркнет за окном — стоп; грузовик на улице мимо проедет — стоп. Петь с первого такта начинали много раз. И всё ради идеального звучания. Регент даже выставил "караульных", чтобы никто во время записи случайно не зашёл в собор и не нарушил тишину. Хористы очень устали, нервничали и готовы были уже кричать друг на друга, только бы скорее закончить петь и разойтись. Обстановка накалилась до предела.Очередная, трудно сказать какая по счёту попытка удачной записи опять была сорвана: раздался скрип двери — через запасной вход в собор вошёл монах преклонных лет… — О-о-о! Пою-ю-ют? — искренне и громко высказал удивление батюшка. — Записываете, да? Очень важно! — Батюшка, миленький, — взмолился регент, — мы уже до белого каления дошли. Пожалуйста, тише! — Я не буду мешать, — очень серьёзно и с пониманием отнёсся батюшка да притих. Прошло совсем немного времени. Хор собрал последние силы, настроился на новую попытку сделать запись, как вдруг раздался… храп. Никто не смог удержаться от смеха — все расслабились, нервное напряжение спало. Потому что на отца Митрофана — так звали батюшку — разозлиться было невозможно. Его все любили. Внимательные певчие увидели неслучайное появление самого старого насельника монастыря в наиболее ответственный момент записи. Батюшка обладал даром чувствовать состояние души человека. Почти сорок лет без выходных и отпусков он нёс послушание в свечном ящике и хорошо научился не только понимать людей без слов, но и маскировать своё умение видеть незримое. Партизанское прошлое и немощи преклонного возраста позволяли ему оставаться "незаметным" на виду у всех. Когда от постоянного общения с паломниками на отца Митрофана наваливалась физическая усталость, он отдыхал там, где придётся. Для стороннего взгляда — вполне естественное явление. Бывало, сидя на лавке в храме, чуток подремлет, склонив голову, а иногда поспит в кладовке или поднимется на хоры и там вздремнёт. Когда сил не оставалось совсем, он ставил в ряд несколько табуреток — росточку был маленького — снимал валенок, клал под голову и ложился ненадолго отдохнуть прямо в свечном ящике. Временами звуки его негромкого сопения раздавались и с места расположения архиерейской кафедры посреди собора — почётного четырёхугольного возвышения, устланного тёплыми коврами. Батюшка частенько там спал, укрывшись орлецом — небольшим круглым ковриком с изображением парящего орла, на котором молится архиерей во время богослужения. Орлец — символ небесной высоты служения и заботы архиерея о своей пастве — будто бы наложил некий отпечаток на внешний вид и образ жизни отца Митрофана. Батюшка имел орлиный профиль и быстрый взгляд, который по неведомым признакам во время богослужений "выхватывал" скорбящего человека, и не важно, верующим тот был или нет. Сидит совершенно незнакомая женщина в уголке — ей очень тяжело, но никто об этом кроме неё и Бога не знает. Батюшка подкрадывается к ней, присаживается рядом и заводит разговор по душам — её грусть уходит. Достаточно было посмотреть на отца Митрофана в такие мгновения, чтобы устыдиться своего исковерканного понимания о должном, глубоком внимании к людям.  Батюшка мог сесть в храме на лавку рядом с человеком, которого первый раз видел, и, выслушивая проблемы, клал голову ему на плечо и что-то с любовью растолковывал. Иногда острым коротким пальцем постукивал по колену, руке, голове, словно вбивал свои слова, как гвозди, чтобы человек их хорошо запомнил. Мог упереться лбом в лоб, и тогда в его взгляде можно было утонуть; мог ласково погладить по щеке, обнять или просто взять за руку. Ни пол, ни возраст собеседника не имели значения. Каждый человек в такие минуты, чувствовал, что отец Митрофан именно к нему находится ближе, чем ко всем остальным. Образ жизни архимандрита Митрофана был созвучен значению его имени. "Митрофан" в переводе с древнегреческого — "матерью обнаруженный". В младенчестве мать потеряла его, младенца, в суматохе на железнодорожном вокзале и с помощью неравнодушных людей вновь обрела. В монашестве отец Митрофан в свою очередь находил, буквально "охотился" за людьми, находящимися в огорчённом, горестном и даже бедственном положении, чтобы окрылять их радостью. Отыскивал, как настоящая мать. Только мать, не ощущая преград, спешит ребёнку на помощь и первым делом утешает его. Оберегает, делает всё возможное, ничего не ожидая для себя взамен — ни выгоды, ни благодарности. А в остальном — молится за своё дитя, вверяет его в попечительство Божие и живёт со спокойным сердцем. Таким и был отец Митрофан. Ему не были безразличны люди. Отчего батюшка любил задавать один и тот же простой вопрос: — Как тебя зовут? — Александр, — отвечал, например, семинарист. — Как зовут? — тут же повторно спрашивал батюшка. — Александр, — снова звучал ответ. — Как тебя зовут? — допытывался отец Митрофан и с невозмутимым видом ждал ответа, демонстрируя непонимание. Зачастую люди отвечали ровно столько раз, сколько их спрашивали и только потом задумывались о причинах постановки самого вопроса. — Людмила, а ты людям милая? — спрашивал отец Митрофан, открывая одновременно подспудный смысл вопроса: насколько образ жизни человека соответствует его имени. Существует наблюдение, дающее основание заметить некоторое сходство хороших христиан с теми святыми, имена которых они носят. Каждый верующий человек, зная, как жил святой, в честь которого он назван, вполне может увидеть несоответствие своего образа жизни значению носимого имени и признаться себе: Ты носишь имя, будто жив, но ты мёртв (Откр. 3: 1). Священник Павел Флоренский писал, что каждое имя направляет жизнь личности по своему руслу и не даёт потоку жизненных процессов протекать где попало. И в этом русле именно сама личность определяет нравственное его наполнение. Имя есть определённый ритм жизни. Когда человек устремляется к святости, тогда и можно наблюдать некое сходство с жизнью святых. Непрестанное попечение о людях было свойственно небесному покровителю батюшки — святителю Митрофану Воронежскому. Неравнодушная забота и безграничное терпение являлись мелодией души и отца Митрофана. Как-то зашёл в храм высокий мужчина шестидесяти лет, скорее всего местный — достаточно крепкого телосложения. Про таких деревенских жителей обычно говорят: кровь с молоком. Его возбуждённый взгляд и мечущиеся маленькие глазки свидетельствовали о неких отклонениях души: она чего-то искала, куда-то рвалась. Взрослый на вид, а в движениях — как дитя. Одет в коротковатые трикотажные брюки василькового цвета от спортивного костюма "Динамо" с отвисшими коленями. В брюки заправлена приталенная бежевая рубашка в стиле "Диско" — отголосок забытой мужской моды начала 1970-х — с пышными цветами на груди и с массивным, заострённым на концах воротником. Вся одежда, по-видимому, досталась ему за чьей-то ненадобностью. В расстёгнутых сандалиях на босу ногу он спешил к свечному ящику, держа в левой руке скомканную, засаленную от жирных волос кепку несуществующего в природе цвета. Его русые волосы на голове застыли, как полёгшие в поле стебли пшеницы после сильного и порывистого ветра с дождём. Они были странно примяты и местами беспорядочно торчали в разные стороны. Когда мужчина приблизился к отцу Митрофану, застыл на минуту, как вкопанный, и произнёс странную речь: — О!.. Митрофан! Ты мне, это… мыло дай. Дай мне мыло! Меня зовут в баню, а мыла нет. Давай скорее, автобус ждёт! Отец Митрофан улыбнулся и медленно нагнулся — достал из-под стола и выложил на стол кусочек мыла. Откуда взялось мыло в свечном ящике ещё догадаться можно было. Руки помыть или ещё для какой-нибудь нужды. Объясняя своё требование, мужчина интенсивно махал руками, как на пожаре, но внезапно остановился. Почесал кепкой спину и продолжил: — А!.. Митрофан! Ещё же мочалка нужна в бане! Дай мне мочалку! Здесь стоит напомнить, что диалог происходил в храме. Откуда появилась мочалка в руках отца Митрофана — догадаться было уже невозможно. К тому же батюшка улыбался ещё сильнее и был очень рад, словно к нему приехал издалека близкий родственник. А человек по-прежнему не унимался: — Митрофан, давай скорее! Меня люди ждут, автобус. Понимаешь? В баню ж еду, в Слоним! Мыться ж буду. Митрофан, а после бани чаю попить нужно. Дай мне сахару! Батюшка дал ему всё, что тот просил, и услышал слова благодарности: — Митрофан хороший. Он очень хороший! Девяносто лет жить будет. Молодой человек активно жестикулировал, кричал, что опаздывает, и, наконец, ушёл, не взяв ничего, что дал ему отец Митрофан… Старец по-прежнему улыбался с нежностью и любовью. Как оказались в тот день в свечном ящике мыло, мочалка, сахар и чай — осталось тайной. Тайной за семью печатями являлась и духовная жизнь отца Митрофана. Свет пролился отчасти только после упокоения батюшки. Стали доступны его келейные записи, люди делились воспоминаниями, случаями молитвенной помощи. Собранные материалы легли в основу написания книги "Старец Митрофан Жировичский". На страницах издания читатели смогут познакомиться с историей жизни отца Митрофана, его духовными поисками, наставлениями и найти СВОЙ ответ на вопрос, который любил задавать батюшка: — Как тебя зовут? / sobor.by/ taki.by (просмотров 1567) |
Новости разделов:
|
|||||
|
© www.sobor.by 2004-2016. |
|||||