Методологические проблемы изучения взаимодействия науки и религии
Исторически «наука» и «религия» - даже с учетом многочисленных
контекстуальных различий в употреблениях этих терминов разными авторами
– рассматриваются как два типа мировоззрения, т.е. две различные системы
представлений действительности. В той или иной форме такая роль
приписывается науке и религии в равной мере в гегельянстве (где выделяются
соответствующие уровни познавательной деятельности) и в раннем
позитивизме (стадии развития человечества у О. Конта), а также в ряде
других концепций.
Трактовка науки и религии как разных типов мировоззрения с
неизбежностью привела к их фактическому противопоставлению, которое
наложилось (или, возможно, стало следствием) на имевшее место в
определенные исторические периоды противостояние науки и религии как
социальных институтов.
Соответственно, к концу XIX – началу XX веков, - периоду
формирования комплекса дисциплин, изучающих науку как форму знания и
социальный институт, - наука и религия оказались в состоянии некоторого
«естественного», т.е. кажущегося само собой разумеющимся, конфликта.
Серьезным катализатором этого конфликта стало совпавшее по времени со
становлением истории и методологии науки противостояние
«эволюционистов» и «креацианистов» в дискуссии о происхождении
человека (в связи с дарвинизмом), как будто бы представлявшее собой
выраженный случай прямого конфликта научного и религиозного
мировоззрения и соответствующих социальных институтов.
В результате первыми историками науки отношения науки и религии
были поданы как бескомпромиссно конфликтные1: по удачному выражению
Й. Барбура, «нарисована картина «войны», в которой консервативные силы
богословского догматизма противостоят прогрессивным силам научного
разума и терпят в этих боях поражение».2
Одной из существенных (а возможно и ключевой) причиной столь
резкого противопоставления науки и религии, помимо всего
вышеперечисленного, была активная объективация и институциональное
оформление науки начиная с эпохи просвещения и далее, окончательно
завершившееся лишь после формирования современной системы
воспроизводства научной деятельности, т.е. после университетских реформ,
окончательного признание статуса технического образования, формирования
механизмов участия в управлении научной деятельностью государства и
частного капитала и др. Соответственно, во второй половине XIX в. процесс
объективации науки шел достаточно интенсивно, и, как следствие, молодой и
еще не полностью сложившийся социальный институт закономерно видел
«конкурентов» и «противников» во всех более старых и лучше
объективированных (в первую очередь – институционально) формах знания.
В этой связи стоит обратить внимание, что резкой критики (вплоть до
отрицания) на этой стадии развития истории и методологии науки
подвергалась не только религия, но и гуманитарные науки, - значительно
превосходящие по возрасту и прочности социального статуса сравнительно
молодое естествознание.
По мере исследования науки и истории науки оценка взаимоотношения
науки и религии постепенно пересматривалась вплоть до
прямопротивоположной той, которую дали родоначальники истории науки.
Значительный вклад в этот пересмотр внесли социологи, - внимательный
анализ тех ценностей, которые лежали в основе научной методологии и
творчества конкретных ученых, позволил усмотреть укорененность научного
мировоззрения в религиозном, - зависимость исследовательской культуры
новоевропейского естествознания от специфических религиозных форм,
добившихся гегемонии в соответствующие исторические периоды на
соответствующих территориях.
Социокультурный генезис науки Нового времени. М.,1989.
Наиболее репрезентативными примерами концепций, усматривающих
наличие существенного конструктивного влияния религии (прежде всего в
части этоса и имплицитных бытовых ценностей) на науку, являются работы
М. Вебера3 и Р. Мертона4, классические труды которых демонстрируют
укорененность научной культуры в определенных (протестанстких)
религиозных традициях.
По мере углубления интереса к социальному и историческому
измерению науки (и, соответственно, снижению интереса к
лингвистическому и логическому измерениями) росло число сторонников
идеи тесной конструктивной взаимосвязи науки и религии, многими
исследователями оценивавшейся в качестве полной гармонии.5
Особенно часто такая оценка давалась исследователями,
ориентированными на аксиологическое измерение науки. В этой связи стоит
упомянуть как зарубежных6, так и отечественных авторов – напр.,
Л.М. Косареву, в работах которой последовательно и весьма убедительно
проводится тезис о культурной обусловленности новоевропейской научной
традиции, которая, в свою очередь, укоренена в волюнтаристской
теологической традиции, ренессансном герметизме и протестантских
ценностях.7
К настоящему времени под давлением накопленных исторических
фактов исследователи стали более осторожны в оценках.
С одной стороны, никто всерьез не станет отрицать конструктивного
значения религии для науки. Помимо относительно спорных (хотя и, в целом,
общепризнанных) социально-исторических аргументов общего характера
(типа «тезиса Мертона»), имеется масса свидетельств виднейших ученых XX
в., прямо указывавших на собственные религиозные установки как на
значимую участь научной работы.8
С другой стороны, никто не отменял многочисленных фактов
преследования ученых по религиозным мотивам, религиозного
сопротивления в отношении определенных видов и направлений научного
исследования, несовместимости догматизма с конструктивной
исследовательской установкой. Вплоть до настоящего времени болезненными
остаются дискуссии различных церквей с секулярным естествознанием по
таким вопросам, как происхождение человека9 и вселенной.10
Подобная ситуация подталкивает к отказу от однозначной оценки
характера взаимоотношений науки и религии. Такую осторожную позицию
пытается занять Дж. Брук, выдвигающий «три предположения»: «что
религиозные представления пронизывали научные дискуссии на многих
уровнях; что поэтому неверно сводить взаимоотношения науки и религии к
одному лишь конфликту; но и создавать ревизионистскую историю для
апологетических целей – дело столь же сомнительное. /…/ Большинство
работ о науке и религии строилось вокруг предзаданной модели конфликта
либо гармонии. Необходимо преодолеть такую ограниченность, если мы
хотим оценить взаимодействие науки и религии во всем его многообразии и
прелести».11
Однако «осторожная» позиция также чревата серьезными сложностями:
по сути, вводя запрет на редуктивное объяснение, она не позволяет сделать
какие-либо обобщения, - тем самым суть отношений науки и религии
остается непроясненной, вместо объяснения мы имеем интуитивно
вызывающее доверие, но малоинформативное утверждение о «многообразии
и прелести». Конечно, в частном случае мы имеем возможность подробно
реконструировать это многообразие, но, опять же, сама установка на
описательность и отсутствие закономерностей общего характера делает
построение общей модели (т.е., в конечном счете, научное объяснение)
принципиально невозможным.
Представляется, что проблема действительно не может быть решена на
уровне социально-исторического анализа институциональных отношений
науки и религии. Не решается она и на уровне аксиологичексого анализа,
включая обращения к частным свидетельствам (экспертным мнениям ученых,
которых мы считаем выдающимися и поэтому, - строго говоря, совершенно
безосновательно, - считаем нужным им доверять в вопросах, не имеющих
прямого отношения к их профессиональной компетенции).
Для того, что конструктивно поставить вопрос о соотношении науки и
религии, необходимо пересмотреть методологический смысл
соответствующих понятий и, для начала, отказаться от укоренившейся
традиции рассмотрения их в качестве альтернативных форм мировоззрения.
Тем самым будет снята проблема противопоставления и поиска линейной
зависимости (субординации).
Следующий шаг – выделение онтологического слоя в научной
методологии, т.е. неявных предпосылок представления действительности
(интуиций реального). Поскольку онтологический слой мировоззрения
одновременно выступает как основание и источник для методологических
(рефлексивных) взглядов и, в то же время, является дорефлексивным (т.е. не
может выступать в качестве предмета рационального выбора, хотя и
поддается рациональной реконструкции), этот слой может рассматриваться
как «место встречи», зона перекрестного действия различных факторов,
формирующих онтологию. Одним из ключевых среди этих факторов и
является религия. Т.е. наука всегда имеет религиозные предпосылки в
области собственной онтологии, однако данное влияние не является прямым
и дополняется другими факторами формирования онтологии
(индивидуальным и социо-культурным опытом конкретного субъекта).
Иллюстрирующий данный тезис примеры и техника анализа будут
представлены в полной версии доклада и соответствующей статьи.
Литература:
1 См. Draper J.W. History of the Conflict between Religion and Science. N.Y., 1874.
2 Барбур И. Религия и наука: история и современность. М., 2001, с.28.
3 Weber M. Die protestantische Ethik und der Geist des Kapitalismus, 1904–1905.
4 Merton R. Science and Technology in Seventeenth-Century England. N.Y., 1970. Первая публикация – 1938 г.
5 См., напр., Брук Дж.Х. Наука и религия: историческая перспектива. М., 2004, с.44-50.
6 Одна из наиболее интересных работ на эту тему – Йейтс Ф. Розенкрейцерское просвещение. М., 1999.
7 См. Косарева Л.М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1997; Косарева Л.М.
8 См., напр.: A. Einstein, Science and Religion // Out of My Later Years. New Jersey, 1956; Яки С. Спаситель
науки. М., 1992.
9 Юнкер Т., Хоссфельд У. Открытие эволюции. СПб., 2007, в особенности глава 7, с.176-183.
10 Яки С. Бог и космологи. Долгопрудный, 1993.
11 Брук Дж.Х. Наука и религия: историческая перспектива. М., 2004, с.50.
|
